Обыкновенная жизнь Михаила Калинина

 

Примерно к шестилетнему возрасту Михаил Васильевич знал главные факты своей родословной. Его отец Василий Михайлович Калинин родился в 1885-м в имении помещика Лебедева. Бабушка рано умерла. Дед был дворовым плотником и столяром. Деда местный помещик (барин) насильно обвенчал со своей любимой горничной, девицей Варварой. Отец воспитывался в помещичьем имении, а барин и его жена были его крестными. Отец получил домашнее образование в барской семье и хорошо разбирался в агрономии, животноводстве, бухгалтерии. Знал русскую историю и культуру. Окончил все четыре класса Скугровской приходской школы. По поручению помещика совершал коммерческие поездки в Петроград, Москву, Рыбинск, на Кавказ. За хорошую многолетнюю службу барину  получал выходные пособия и на денежные вознаграждения  выстроил на месте старого здания, где много лет жили  крестьяне Калинины, новый   дом.  

Отец, Василий Калинин, возвратился в родные Скугры с царской военной службы осенью 1917 г. и вскоре заболел возвратным тифом. В тяжелой форме болезнь продолжалась всю зиму. Более-менее трудоспособным он стал только к осени 1919-го, а когда пошел на поправку, подал ходатайство с письменным согласием жителей деревни об отводе ему в собственность участка земли на праве отруба из расчета величины семьи в 7 едоков. Дновский Совет рабочих и крестьянских депутатов удовлетворил его ходатайство. В ту же зиму взял в долг у тещи и старшей сестры денег и купил в воинской части списанного мерина. К вес-не 1920-го он стал хлебопашцем. Убрал с земельного участка гранитные валуны, вырыл осушительные канавы. Создал трехпольную систему севооборота. По журналам «Наука и техника» и «Сам себе агроном» выбрал сельскохозяйственную технику. В 1923 г. Василий Калинин получил от местного Совета Народных депутатов четыре десятины пахотных земель, отведенных ему за счет малопригодных к пахоте земель имения, к тому времени уже национализированных у помещика. В 1924-25 гг. купил в Шведском торговом агентстве конные жатку, косилку, грабли. Это были дешевые и примитивные механизмы, но они повышали производительность сельского труда в 12-20 раз. Василий Калинин был уверен, что со своих четырех десятин земли (чуть больше 4 гектаров – авт.) он будет собирать 500 пудов (8 тонн – авт.) зерна. Так могло бы быть, если бы не…

«Президиум Дновского Райсполкома Псковского округа на заседании 8 февраля 1930 г., слушая вопрос о выселении кулаков из районов сплошной коллективизации, постановил признать Калинина Василия, жителя деревни Скугры, бывшего торговца, в настоящее время эксплуатирующего чужой труд и имеющего нетрудовой доход от эксплуатации сельскохозяйственных машин, подлежащим к выселению с конфискацией имущества». Куда выселять кулака, в Постановлении сказано не было. Но обычно местных раскулаченных отправляли на Кольский полуостров, где в тундре строился новый город Кировск.

 

 

«События зимы 1930 года в моей памяти хорошо сохранились. О решении президиума Дновского Райисполкома в доме узнали сразу после праздника Сретенья Господня (в феврале – авт.). К нам пришли трое представителей сельсовета с целью описи имущества «выселенца». Один, одетый в армейскую гимнастерку и галифе, расположился на обеденном столе кухонной части нашего дома. Отец поставил перед ним чернильницу, а он положил к ней свой револьвер «наган» и приступил к писанию описи. Отец раскрыл свою, как он говорил, «амбарную книгу» и стал перечислять объекты личной собственности. Записывающий не сразу все фиксировал, а уточнял название и стоимость. Мне запомнилось, как он долго не мог понять, что такое дисковой культиватор, который в книге отца был назван «Рандаль». В материалах Псковского архива дисковый культиватор «Рандаль» жив и до сих пор, только под именем «Рояль»…

«На второй неделе марта вечером кто-то постучал к нам. Выйдя на стук в коридор, мать (Парасковья Ивановна в девичестве Сироткина – авт.) быстро вернулась и сообщила, что в специально созданной сельскохозяйственной коммуне «Свободное поле» готовятся на очередное раскулачивание: за воротами имения уже стоят более десятка запряженных саней, и группы коммунаров двигаются по деревне… Когда скрип саней, топот лошадиных копыт и голоса людей стали слышны в доме, мать снова вышла в коридор и откинула крючок у наружных дверей… С коридора вслед за вернувшейся матерью, вошло несколько мужчин. Впереди шел человек с револьвером в руке, похожий на человека, делавшего опись нашего имущества пару недель назад. Он подскочил к отцу и направил на его грудь револьвер. Отец спокойно произнес: «Чем могу служить вам, товарищ?!» В ответ раздалось: «Пойдемте с нами и откройте замки на дверях всех помещений». Взяв связку ключей, отец направился к выходу. Вплотную к нему шел человек с револьвером в руке. За ним шли все остальные, вошедшие в дом. Через несколько минут все возвратились, тут же стали входить новые люди. Человек с револьвером в руке распорядился: «Приступайте к выносу и погрузке».

Вынос имущества продолжался всю ночь. Уносили зерно, мебель, посуду. Утром человек с револьвером в руке сообщил отцу, что выселения как такового не будет: «Вы можете сегодня подать заявление на получение паспорта и, получив его, поступать на работу». Отец очень громко спрашивает его: «Кто же осмелился отменить решение райсовета, принятого в соответствии с законом, подписанным председателем Совета Народных Комиссаров Рыковым?» Я слышу спокойный ответ: «Решение райсовета никто не отменял. Все очень просто. Обстоятельства изменились»… Кто, что и для чего изменил обстановку в нашем государстве в начале марта 1930 г., для меня, тогда семилетнего мальчишки, осталось тайной на всю мою жизнь…

 

 

Судьба имущества, изъятого у Калининых, осталась неизвестной. Оно не попало в созданные колхозы.  Не было его и в коммуне «Свободное поле». «Тогда, в 1930 г.,

меня часто спрашивали, всю ли картошку у нас забрали коммунары, и услышав, что всю, с гневом в голосе говорили: «Ироды! Они всю ее заморозили и сгноили, а это был отменный сорт!» Одно  ведро картофельных семян отцом было 

куплено в сельскохозяйственной академии. Картошка хорошо прижилась, и по вкусу и по урожаю превосходила все сорта, выращиваемые тогда в деревне.

Отец Василий Калинин вскоре получил паспорт и уехал в Ленин-

град зарабатывать деньги на жизнь семьи. По словам матери, он устроился в «Новой деревне» на завод, производящий цинковые белила. Отец был ограниченно годным к физическому труду: еще при жизни в имении у него был оторван большой палец на правой руке. Работал в охране. Жил в общежитии. Еженедельно он присылал открытки с извещением о своем здоровье, ежемесячно – посылки с вещами для детей.

Мать стала работать в колхозе на чесальной машине, ранее изготовленной отцом. При раскулачивании коммунары не могли вытащить машину из помещения, где она стояла. Она считалась конфис-кованной, но оставалась в цокольном этаже нашего дома. На чесальной машине мать и работала.

Вскоре Калинины освободили родной дом, так как население деревни было возмущено проживанием раскулаченной семьи в роскошном здании. Женщина с шестью

детьми переехала к незамужним 

сестрам Кате и Саше, жившим по соседству. 

«Помню пахоту, когда я, сидя на деревянном седле, управлял лошадью, а тетя Катя управляла сохой. Помню уборку ржи и возвращение в деревню уже в темноте. На одно-осной телеге тети Кати мы собирали камни и булыжники по полям и везли их на строительство дороги Дно – Порхов. Стальные шины колес телеги часто сваливались с подгнивших ободьев, и мы камнями наколачивали их. Будучи 8-9 летним мальцом, я сделал для хозяйства тети Кати борону, инструмент для рыхления почвы. Ее старая борона с деревянными зубцами сгнила. Я приделал к деревянному каркасу железные зубья».

Сестры матери были грамотные: умели читать и немного писать.  У них были книги. Большинство религиозных. Но я запомнил большой том Пушкина и такой же Алексея Толстого дореволюционного издания.  Множество стихотворений они помнили наизусть и старались, чтобы растущие в  доме дети их заучивали. С тех пор в памяти:

 

Вечер был, сверкали звезды,

На дворе мороз крепчал,

Шел по улице сиротка,

Посинел и весь дрожал.

Боже, говорит сиротка,

Я прозяб и есть хочу…

 

Сестра Саша была маленького роста, с искривленным позвоночником, свободно говорила на финском и немецком языках, и почти 20 лет прожила в семье русского дипломата в Хельсинках. В Скугры вернулась в 1926-м. В 1941-м обеих сестер немцы угнали в Прибалтику.

В 1933-м отец, Василий Калинин, из Ленинграда перехал в Новгородскую область на работу полевода в подсобном хозяйстве воинской части, дислоцированной в городе Боровичи. Тетя Катя запрягла исхудалую лошадь и отвезла сестру с детьми на станцию Дно. Семья со всем скарбом (пожитками) ехала в багажном вагоне. В Боровичском районе поселились сначала в пяти километрах от города, в большом селе, называемом Хоромы. Вскоре переехали на хутор Дерягино. Хутор был конфискованный. Его хозяева куда-то выселены. Он состоял из обширной пятистенной избы, большого скотного двора, сараев для сена и других мелких строений. Хутор располагался на берегу лес-ной речки в полукилометре от дороги Боровичи – Окуловка. Он принадлежал подсобному хозяйству воинской части. Сначала Калининых поселили в отдельной комнате, поставив в избе стенку из палаток, и мать была поваром для красноармейцев. Но часть вскоре демобилизовали, и семья расселилась по всей избе.

 

 

Продолжение: gazetadnovets.ru/gorod/obyknovennaya-zhizn-mihaila-kalinina-21-01-2015.html